На Ямале созданы самые сильные стандарты поддержки тундровиков: Григорий Ледков

Всю свою взрослую жизнь он на всех уровнях отстаивает интересы коренных малочисленных народов Севера. При этом считает, самое главное, что должно дать им государство, – это не мешать их традиционному образу жизни. Не лишать тундровиков возможности продолжать заниматься оленеводством, охотой и рыбалкой. И эти условия должны быть обязательно закреплены в законодательстве, считает Григорий Ледков – представитель от Заксобрания ЯНАО в Совете Федерации РФ. Также он уже много лет возглавляет Ассоциацию, объединившую народы Крайнего Севера. В эксклюзивном интервью «Ямал 1» в специальном проекте «Первые в Российской Арктике» сенатор рассказал, какие законопроекты на самом деле нужны для поддержки тундровиков, а какие могут только навредить.

КОРЕННЫЕ НАРОДЫ – ЭТО ДРУЖНЫЙ, СПЛОЧЕННЫЙ КОЛЛЕКТИВ

– В марте этого года будет ровно десять лет, как вы – президент Ассоциации коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока. Что поменялось с течением времени в работе организации? Какие задачи решает сейчас Ассоциация?

– Вы знаете, жизнь меняется очень быстро. И задачи, и вопросы, которые стоят перед общественниками и государством, постоянно меняются. Конечно, в том числе и в нашей Ассоциации было много переломных моментов. Мы очень сильно поменялись за эти годы.

Сначала учились, как свои права защищать. Только на это около 10 лет ушло. Сейчас мы умеем и знаем, как слушания проводить, научились быть инициаторами законопроектов, проталкивать и защищать их.

А вообще, Ассоциации уже более 30 лет. Все эти годы она была кузницей кадров и занималась «международкой», политикой, законами, всевозможными слушаниями, работой в регионах.

Сегодня Ассоциация – это дружный, сплоченный, как семья, коллектив – все коренные народы. Нас – 40, и мы живем в 28 субъектах, где у нас порядка 35 юридических лиц – это основной костяк нашей организации. Все юрлица очень активные, все свои цели и задачи мы координируем. У нас очень хорошие демократические механизмы. Мы всегда все решения принимаем координационным советом, в который входит около 40 человек.

Фото из личного архива Григория Ледкова

– Ассоциация имеет специальный консультативный статус при экономическом и социальном совете ООН, статус наблюдателя в специальном совете ООН по окружающей среде, а также является участником Арктического совета. Какие вопросы получается решать совместно с западными партнерами?

– Еще с 90-х годов, как только мы образовались, мы стали Ecosos – короткое название в ООН. И мы являемся участниками постоянного Форума коренных народов мира. Это большая ежегодная площадка, на которой собираются представители всех континентов: африканские, латиноамериканские, Юго-Восточная Азия, северяне, все наши арктические соседи, западные страны. Он очень эмоциональный. Форум – это возможность всем коренным народам высказаться о наболевшем. Очень много критических заявлений в адрес своих государств, какие-то болевые точки коренных народов.

На этой площадке для нас очень большая ответственная задача – показать свою работу, показать нашу Россию: какая у нас жизнь, какие у нас вопросы. И примерно схожая задача в Арктическом совете. Надо сказать, что наша Ассоциация вообще стояла у истоков его образования. У нас был лидер – это второй президент Ассоциации Еремей Данилович Айпин, который непосредственно занимался его формированием.

Арктический совет уникален тем, что это, наверное, единственная площадка, где коренные народы имеют практически равный статус со странами. Семь государств – это члены Арктического совета и шесть организаций – постоянные участники Арктического совета. Мы на всех ответственных заседаниях участвуем, имеем право голоса. Это тоже уникальная возможность влиять на принятие решений в Арктике.

Фото из личного архива Григория Ледкова

– В условиях санкций сотрудничество, партнерские отношения, добрые отношения остались?

– По-разному картина складывается. Но все равно мы ежегодно формируем делегации, делаем наши отчеты и заявления, которые необходимы сегодня для развития нашей страны, общественных отношений. Мы все равно заявляем, и как были там, так и будем! По крайней мере, когда у нас есть возможность, мы будем отрабатывать свою тематику и вносить свой вклад в международную работу.

Тоже самое, кстати, к сожалению, происходит и в Арктическом совете. Есть попытки влияния западных стран. Они сейчас проводят консультации мимо России. Говорят, что давайте без России в Арктике проводить. Это смешно! Более половины территории Арктики – это мы! Вся территория от Мурманска до Чукотки – везде живут коренные народы.

Надо сказать, что североамериканские атабаски упорно продолжают держать с нами контакт. Они против, чтобы из Арктического совета наши коренные народы были исключены. Это дает Ассоциации возможность на продолжение диалога.

Фото из личного архива Григория Ледкова

– Насколько схожи проблемы коренных малочисленных народов Арктического региона, Европы, Канады и США?

– Специфика жизни в разных странах отличается. Даже правовые системы. Когда нам говорят, что у них есть право на землю в резервациях, мы им всегда напоминаем, что изначально это были войны, геноцид и уничтожение. Их перемещали и давали какие-то документы на территории, непригодные к жизни.

У нас таких перемещений не было. Совершенно другой подход, развитие даже самой правовой системы внутри России. Мы – многонациональная страна и у всех одинаковый паспорт. Вот в этом ключевое отличие.

И схожие проблемы, к сожалению, тоже есть. Ведь промышленное развитие почти всегда затрагивает интересы коренного населения. И нам приходится с промышленными компаниями выходить на диалог.

Фото из личного архива Григория Ледкова

МЫ, КОРЕННЫЕ, СТАЛИ БРАКОНЬЕРАМИ НА СВОИХ ТЕРРИТОРИЯХ

– Вы стали инициатором законопроекта – «Реестр коренных малочисленных народов». Уже как два года пытаются составить этот реестр. В чем его цель?

– В эпоху СССР в паспорте каждого человек была графа «национальность». Государство идентифицировало человека по паспорту и помогало получить положенные ему меры поддержки. Это предоставление участков к водным и биоресурсам, к рыбалке, дополнительные квоты на охоту, льготное обучение, пенсионное обеспечение, альтернативная служба в армии.

И когда эту графу убрали, мы, коренные стали браконьерами на своих территориях. Охотиться – нельзя, рыбачить – не пойдешь, земли для оленеводства – нет. До сих пор вопросы у нас остались по высшему образованию – маленький Институт народов Севера имени Герцена – на сегодня лишен целевого набора.

Поэтому мы сначала стали инициаторами вернуть графу в паспорте. Не получилось. Может, когда введут электронные паспорта, будет совершенно другой подход к этому. Потом была система справок – выдавались вкладыши. Тоже не прижилось. И тогда мы вышли с инициативой: ну, давайте сделаем перепись. Мы сами себя идентифицируем. Добровольно. Только лишь для того, чтобы можно было получить помощь от государства тем, кому она необходима: оленеводу, рыбаку, пенсионеру.

Фото из личного архива Григория Ледкова

Хотя, многие земляки до сих пор критикуют и не все желают туда вступать. Кому охота быть в каком-то перечне. Это же не в нашей психологии, вообще в России.

Но польза от него уже есть, Минтруда приняло поправки по пенсионному обеспечению на основании нашего госреестра, а именно по льготной пенсии для КМН.

И сегодня человек, получив выписку из госреестра, приносит ее в пенсионный фонд и ему больше не надо никаких справок и доказательств своей национальной принадлежности. И вот, это первая ласточка, первый закон, который доказывает практическую пользу этого госучета.

Следом идут вопросы охоты. Сегодня мы ими занимаемся. Если в охотничьем билете появится отметка – традиционная охота, значит, человека уже не обвинить в браконьерстве.

Также продолжаем работать над поправками в закон о традиционной рыбалке, чтобы и этот вопрос тоже решить.

Фото из личного архива Григория Ледкова

ЗАКОН ОБ ОЛЕНЕВОДСТВЕ В РОССИИ НЕ СМОЖЕТ РЕШИТЬ ВСЕ ПРОБЛЕМЫ ТУНДРОВИКОВ

– Оленеводство на законодательном уровне пока никак не регулируется. Как считаете, эта такая гибель для отрасли или наоборот?

– Ассоциация уже 10 лет этой проблемой занимаемся. Мы даже, для сравнения, ездили к саамам, проживающим в Норвегии и Финляндии. Смотрели, какие у них меры господдержки, как это все выглядит. И пришли к выводу, что закон об оленеводстве не принимается у нас обоснованно. Зачем делать закон, когда меры субсидирования, лечения, контроля, всевозможного государственного планирования заложены в отдельном министерстве. Это излишнее регулирование. И пример тому: мы были в Скандинавии, и нам саамы говорят, в Норвегии в 80-е годы была делегация по изучению оленеводства в СССР, который планировал тогда запустить пилотные проекты по оленеводству и регламентировать всё: земли, выпас, убойный вопрос и лечение и т.д. Но пришли 90-е годы. Разруха. Не до законов об оленеводстве стало. И частное оленеводство, семейное оленеводство, кочевое оленеводство у нас сохранилось благодаря тому, что меры влияния государства на них были просто снижены. Поэтому коренные народы, проживающие в России, сохранили свои кочевья, традиции, само поголовье, даже нарастили его.

А скандинавы пошли по другому пути и приняли закон, который в итоге полностью поменял уклад жизни саамов. Они уже не могут сами кочевать, они не могут даже регулировать половозрастные группы в своих стадах, они не могут защититься от хищников. Настолько всё регламентировано. Многие саамы вообще потеряли право заниматься кочевым оленеводством. Подобие оленеводства у них есть, но оно полностью существует за счет государства и никак нельзя сказать, что саамы на своих территориях управляют оленьими стадами.

Фото из личного архива Григория Ледкова

К тому же закон об оленеводстве в России не сможет решить те вопросы, которые люди поднимают. Я всегда землякам говорю: вот как только был принят закон о традиционном рыболовстве, с тех пор мы уже 20 лет боремся за право рыбачить. А когда его не было, мы могли свободно ловить рыбу. У нас в Арктике мы не боялись ничего. Мы просто жили себе в удовольствие. И как только был принят закон, он сразу наложил на нас кучи ограничений.

Поэтому мы сейчас поднимаем вопрос так: надо говорить не о животных – надо говорить о людях. И у нас есть предложения. Мы сегодня разрабатываем закон о мерах господдержки кочевого оленеводства. И работаем именно над принятием самого статуса кочевника, северного кочевника-оленевода. Потому что уникальность ситуации состоит в том, что в XXI веке в России, мы, арктические оленеводы: ненцы, ханты, коми, долганы, чукчи – сохранили кочевой образ жизни и превратили его в вид сельхоздеятельности. Мы видим, что он может быть рентабельным, что ценнейшая мясная продукция может лечить человека. Не только кормить, но и лечить. Представители Юго-Восточной Азии и Китая скупают и везут к себе оленьи жилы, кровь, какие-то косточки, рожки. И платят за это хорошие деньги. В России эти меры переработки пока еще на недостаточном уровне.

Мы считаем так, надо сначала придать статус кочевника. Чтобы человек получил регистрацию в тундре и имел доступные, а не избирательные права, чтобы вертолет к нему прилетал, чтобы мы могли кочевые школы налаживать, меры господдержки прямо в тундре обеспечить. И тогда, когда человек получит этот статус, меры господдержки будут узаконены, гораздо легче будет ему жить в тундре.

Фото из личного архива Григория Ледкова

– Что вы думаете о чумработницах и об их господдержке?

– Мы везде говорим о том, что необходимо дать женщине в тундре этот вид работы. А представители госвласти, чиновники, эксперты нам отвечают – это же домохозяйка. Ну, извините! Как может быть домохозяйка, когда надо жилище собрать, спецодежду сшить, всех накормить, по оленеводству помогать. Кочевать надо! Какая домохозяйка, это может выдержать? И это всё идет от того, что нет статуса передвижного жилища. Мы не можем его страховать, по наследству передавать.

Варианты решить эту проблему – дать статус человеку и кочевому образу жизни. Официальный статус. У нас же есть статус учителя, муниципального служащего, полицейского, а кочевник сегодня как бы выпал, где-то он в воздухе, в каких-то межвселенных территориях. К тому же у нас, к сожалению, мы прописываем в администрациях маленьких поселениях тысячу людей. Но это же нарушение всех сегодняшних норм законодательства! Они там фактически не живут. Это служебное административное помещение, очень небольшое. А люди фиктивно там числятся. Мы должны им дать настоящую прописку. В советский период этот вопрос решался, когда журналы в паспортных столах заполнялись от руки. А сегодня, когда мы до компьютерных программ дошли, это сделать невозможно, потому что нет номера дома, улицы, названия населенного пункта. И поэтому кочевник до сих пор находится вне каких-то рамок, урегулированных законом.

– Зато есть чумовой капитал. Эта мера поддержки на пользу коренным ямальцам?

– Это региональная мера поддержки. Которая действует в ЯНАО по инициативе губернатора и правительства округа. У нас на Ямале вообще стандарты обеспечения кочевников очень сильные. И меры субсидирования одни из самых высоких в России, наверное, даже в мире. Нигде порядка 400 рублей за сданный килограмм мяса никто не платит. Вообще. Ни в России и нигде.

Фото из личного архива Григория Ледкова

– Иногда говорят о том, что коренное население на то и коренное, чтобы вести традиционный уклад жизни и гипервнимание к нему излишне. На ваш взгляд, надо опекать коренное население?

– Самое главное сегодня, это пожелание самих оленеводов, коренных жителей – не мешать им. Просто не мешать. Чтобы оставались места для национальных поселков, чтобы люди могли спокойно там жить, растить детей, чтобы общины развивались.

И надо законы делать очень точечно, очень аккуратно. Чтобы они только шли в поддержку. Если сегодня есть субсидирование на сдачу мяса, оленины на убойный комплекс – вот эта мера хорошая. Она иждивенчество не порождает. Человек своих оленей выращивает, значит, сдает, получает хорошую плату за это. Он материально обеспечен. Не хочет он этого делать – не надо его заставлять.

Фото из личного архива Григория Ледкова

– Как вы считаете, какие еще интересы коренных малочисленных народов не учтены законодательством?

– Ну, как я сказал, за 10 лет мы научились быть инициаторами законопроектов и участвуем в нулевых чтениях, первых чтениях и вторых с поправками. За это время принят закон о госучете лиц, относящемся к коренным малочисленным народам. Кроме этого, внесли поправки в закон об организации общин коренных народов. Это тоже для нас очень важный закон. Он пересекается с законом об учёте, чтобы навести там порядок и у недобросовестных людей не было бы желания создавать всевозможные лжеобщины и от имени коренных народов что-то начинать продвигать. И самое главное о мерах господдержки. Закон вышел недавно, и тоже очень полезен. Кроме этого, приняты поправки в закон об особо охраняемых природных территориях.

Сегодня мы работаем над поправками в закон о рыболовстве. К сожалению, он сегодня недостаточно урегулирован. Очень много административных барьеров для коренного населения. Людям приходится оформлять всевозможные заявки, потом отчетность, журналы вести. За всё – штраф. Неправильно оформил заявку, неправильно отчитался, неправильно ведешь журнал – и всё. Вот этим административным давлением нарушают размеренную, спокойную жизнь нашего кочевника, оленевода и рыбака. Поэтому наша сегодня задача – в этом году выработать эти поправки и внести их в Госдуму, и наконец-то решить этот, один из главнейших вопросов – доступ к нашей традиционной рыбалке.

Фото из личного архива Григория Ледкова

В 10 ЛЕТ РЕБЕНОК КОЧЕВНИКА – ЭТО УЖЕ ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЙ ОЛЕНЕВОД

– Кочующие не смогут без интернатов для детей, для того, чтобы дать им образование. Ваше отношение к такому обучению? Нужно ли в этой образовательной системе что-то менять?

– Интернаты – это изначально вынужденная мера. Когда-то государство на это пошло. И сегодня мы до сих пор с этими вынужденными мерами живем. Вот подумайте, каково это своего ребенка в 6 лет отдать в казарму?

И, конечно, это исторически очень пагубно влияет на сохранение традиций, родного языка, того же оленеводства, способов научиться жизнеобеспечению в тундре: охотиться, рыбачить, ориентироваться, делать нарты, лодки – вообще быть человеком тундры. Но самое печальное не в этом. Сегодня, когда мы видим, что делает интернет, социальные сети, всевозможные пагубные привычки, алкоголь, наркотики, чего только нет. Как мы можем ребенка сохранить, дать ему хорошее, позитивное развитие в интернатной системе? Это же очень тяжело! Это включаются меры общестандартные, а ведь даже питание, принятое в других школах, не сильно подходит для наших детей. Им нужна оленина, рыба. Только в некоторых субъектах эти вопросы решены, чтобы дети питались своей привычной пищей. Потом есть моменты, когда родители не могут доехать до своих детей, чтобы проведать.

Поэтому есть такой хороший проект «Дети Арктики» в Арктическом совете. Он корни имеет свои от общественного проекта кочевых школ, на Ямале в том числе. Есть такие примеры, когда лет 20 назад, преподаватели-женщины в летний период сами собирали детей и давали им уроки русского языка. На самом деле, это хороший проект. Его сегодня можно назвать, как подготовка детей к школе, чтобы они хоть как-то заранее были адаптированы к получению знаний.

Фото из личного архива Григория Ледкова

Но лично я считаю, что кочевые школы могли бы брать на обучение начальные классы, чтобы четыре года ребят обучали прямо на местах кочевья или на факториях. Тогда ребенок бы не отрывался от родителей и получал какое-то базовое образование. И сегодня не надо много учебников носить, есть спутниковый интернет, технологии, гаджеты. Лучше бы ребенок с учителем смотрел учебный материал, чем тик-ток. И был бы с мамой, папой. А уже потом пошел бы в пятый класс. Тогда это уже сформировавшаяся личность. В 10 лет это уже будет профессиональный оленевод, охотник, рыбак. Он будет ориентироваться, он будет всё знать и у него будет больше шансов в этом сложном мире сохранить себя, как личность.

И второй момент, я не раз предлагал, если мы детей все-таки забираем, и это вынужденная мера, то, может, тогда делать их обучение профильным. Вот сегодня специальная военная операция. Мы могли бы детей учить кадетами, мы могли бы давать спортивное образование. На Ямале среди народов ханты, ненцев очень развита национальная борьба – это часть менталитета человека. Если бы сделали интернаты со спортивным уклоном, то тогда бы на выпуске мы получали мастеров спорта для нашей олимпийской сборной. Или ребята были бы подготовлены физически для службы в армии, в Росгвардии, полиции, МЧС, где угодно. Это были бы уже другие люди, которые бы меньше были подвержены вредным привычкам. Потому что спорт человека формирует как личность.

Фото из личного архива Григория Ледкова

– Для северян и конкретно для коренных жителей есть льготы, которые позволяют получить высшее образование. По вашему мнению, должны они, став специалистами, вернуться домой, на Север?

– Очень актуальный вопрос. Его, кстати, поднимали на одном из заседаний у президента по вопросу межнациональных отношений. Надо сказать, что в первую очередь, все формы поддержки КМНС лежат опять на регионах. И, благодаря вот этим региональным программам, сегодня поддержка кадров есть. Например, сегодня если по соглашению с Ямалом кто-то за счет бюджета учится в Тюмени, то, получив диплом, он должен вернуться в округ и отработать. Потом, как жизнь покажет. Эти договоры, эти меры поддержки – они хорошие, адресные.

Фото из личного архива Григория Ледкова

ОЛЕНЕВОДСТВО – ЛЮБИМОЕ ДЕЛО

– К слову про образование: у вас оно разностороннее – ветеринар, педагог по истории и юрист. Какая из специальностей была получена по зову сердца, какая по необходимости?

– Я закончил Нарьян-Марский ветеринарный техникум по специальности – фельдшер. Оно для души. Оно всегда где-то внутри, тем более, что оленеводство любимое дело.

Потом был Институт народов Севера. На тот момент была льгота. Я пришел в управление образования после армии, показал свой паспорт и мне говорят, да, принадлежишь народам Севера.

Ленинградский государственный университет (СпбГУ) я заканчивал, когда работал главой Гыданского сельсовета. Сюда пришел уже целенаправленно, чтобы научиться разбираться во всех нюансах. Юрист – универсальная профессия. Она может помочь в любом месте.

– Если завтра придется выбирать новый вид деятельности, профессию, то какое-бы направление выбрали?

– Я бы не задумывался – оленеводство. До работы в Госдуме я поработал председателем сельхозкооператива в Тазовском – одно из крупнейших оленеводческих предприятий. У нас на Ямале оно до сих пор действует, в хорошем состоянии, крепко стоит на ногах. Не хвастаясь скажу, что это я его поднимал. Вытаскивал его из банкротства. И на тот момент, когда глава района Николай Николаевич Харючи давал мне это задание, я с огромным энтузиазмом взялся за него. Мои самые яркие воспоминания – когда летом на лодке, зимой на снегоходе вместе с нашими оленеводами занимался этим производством.

Фото из личного архива Григория Ледкова

СЕВЕР – ЭТО ВСЁ

– Вы родились в Нарьян-Маре. До 99-го года жили там, потом переехали на Ямал. Из НАО в ЯНАО. Где сейчас ваш дом?

– Я уже 10 лет в Москве нахожусь. Я нигде так долго не работал еще. Но дом на Севере. Север – это всё. Это родственники, это друзья, это те, с кем работал и работаю сейчас. Это семья. Все мои предки, все корни.

Если говорить НАО или ЯНАО, это всё земля ненцев-кочевников. Это всегда были одни тундры. К сожалению, административные границы почему-то сделали так, что Таймыр остался у Енисея, Ямал посередине, а НАО за Уральскими горами. Но надо сказать, что для любого представителя наших северян, ненцев, это все равно территория общая – один язык, одна культура.

– Расскажите о Вашей семье, чем занимаются Ваши дети, где они учатся?

– Малышке сейчас 8 лет, она во второй класс перешла в Тазовске. Супруга работает в муниципальном архиве Тазовского района. Два студента у нас – средние дети. Сын и дочь учатся в Медицинской академии в Тюмени. Переживаем, чтобы у всех хорошие оценки были, чтобы всё получалось. Старший сын – в Тазовском. Отслужил, учится заочно, семья у него. Есть у меня внучка и внучок. Так вот и живем: кто работает, кто учится.

– Какие семейные традиции, ценности культивируются в вашей семье, передаются вашим детям, внукам?

– Вы знаете, сильные традиции очень. Например, нашей кочевой жизни, там сама природа и жизнь каждый день заставляет их соблюдать. И относиться к природе и друг к другу, к своему хозяйству соответствующим образом.

Я сам вырос в городе Нарьян-Мар, мама меня всегда воспитывала по традициям, правилам и обычаям. Я стараюсь передать их своим детям. Буду говорить так же и своим внукам. Потому что это помогает сохранить семью, это помогает друг друга уважать и чувствовать себя настоящим северянином.

– У вас есть свой семейный чум?

– Да, есть. Но мы сейчас не можем так, взять его и семьей выехать. Собраться всем одновременно сложно. Поэтому только в конце лета есть возможность по-настоящему побыть вместе, когда отпуск и каникулы детей совпадают. Но у меня сын работает в сфере оленеводства, у него есть и олешки, и чум.

– В тундру тянет?

– Я всегда, несмотря ни на что, даже если будет один, два дня, три дня, полдня, буду искать возможности выехать в тундру, чтобы побыть на природе, с оленями, с оленеводами.

Природа дает энергию, лечит эмоционально, дает физическое здоровье.

Фото из личного архива Григория Ледкова

ВЕЗДЕ НАДО МАКСИМАЛЬНЫЙ ОХВАТ ИМЕТЬ

– Планы и мечты президента Ассоциации коренных малочисленных народов и планы и мечты сенатора – они совпадают, дополняют друг друга или это абсолютно разные планы и задачи?

– Законодательная работа очень широкая. К примеру, сейчас принимается закон о северном завозе. Для всех важный закон. Сколько мы о нем говорили? Мы этим законом тоже занимаемся, его разработкой, поправками. В общем, везде надо максимальный охват иметь.

Кроме законодательной работы, в качестве сенатора я представляю интересы коренных малочисленных народов Севера, Сибири, Дальнего Востока. И, наверное, 80% своей работы я уделяю именно работе с нашей Ассоциацией. Часто бываю в наших регионах, поэтому всегда в курсе событий и того, как живут коренные у нас в России.